Настоящий юг Франции не Ницца с Канном. Подлинный, самый крайний и самый южный французский юг находится в тысяче километров и от Лазурного берега, и вообще от Европы.
Чтобы сориентироваться в пространстве: вулканический Реюньон притаился между Мадагаскаром и Маврикием, и принадлежит он к архипелагу под названием Маскаренские острова. Реюньон — это французская заморская территория. То есть этот остров — вполне полноправная Франция, а местные жители тоже совершенно настоящие французы — по крайней мере, в том, что касается их прав, свобод, обязанностей и размера пособий по безработице. В качестве денег здесь используют все те же евро. В остальном французы Реюньона, все его 750 тыс. жителей, отличаются чрезвычайным разнообразием и представляют всю возможную цветовую гамму оттенков человеческой кожи. Так уж тут исторически повелось.
Как много раз открывали Реюньон
Все, что только есть на Реюньоне, и хорошее, и плохое, появилось тут в основном благодаря французам. Ведь до появления в окрестных водах французов на Реюньоне вообще никто не жил, и этому странному факту нет никаких разумных объяснений. Прекрасный остров, полный лесов, богатый пресной водой, с живущими на нем толстыми и ленивыми птицами, не знающий ни ядовитых змей, ни кусачих насекомых, одиноко и безлюдно болтался в океане, и абсолютно никто не обращал на него внимания. Люди жили в таких неприятных местах, как пустыни, болота и замерзшая тундра, а райский Реюньон так и простаивал без местного населения.
Судя по всему, первыми на Реюньон наткнулись арабские купцы, и случилось это, видимо, веке в пятнадцатом. Они-то и обнаружили никому не нужные безлюдные зеленые горы, водопады пресной воды и целую толпу удивительных черепах и птиц, в том числе и толстых симпатичных дронтов, больше известных как птица додо. Непуганые нелетающие додо с неподдельным интересом разглядывали пришельцев и даже не думали от них убегать. Так что, видимо, первыми, кто съел дронта, и были те арабские купцы. Вкус додо арабам понравился. Похоже, именно так и началась печальная история этих птиц, давно уже исчезнувших с лица земли: а все благодаря хорошему человеческому аппетиту.
Арабы дали земле первое имя — Дина-Моргабин, то есть Западный Остров, и поплыли себе дальше. Как ни странно, жить на этом Западном Острове почему-то никто так и не захотел — мореплаватели, проходя мимо, заправлялись на острове свежей пресной водой и связками несчастных додо. Словом, использовать Реюньон каким-то осмысленным образом арабы не стали.
Не стали на нем жить и португальцы, вторые открыватели Реюньона. Единственное, на что они решились,- это дать острову новое имя. Сначала его назвали Маскареном — в честь мореплавателя Педро де Маскаренаса, а потом зачем-то переименовали в Санта-Аполину. Однако населения на острове так почти и не прибавилось — португальцы тоже видели в Реюньоне только что-то вроде базы снабжения. Словом, все, кто плыл мимо Маскарена (или как там он в это время назывался), просто запасались на острове водой и вносили свой посильный вклад в дело истребления бессловесных дронтов. Так все и шло, пока на остров не заглянули французы. Они объявили его своим и назвали свое новое приобретение Бурбоном. С тех пор у острова появилась полноценная человеческая история.
Бурбоны и Бонапарт
Человеческая история Реюньона началась, как водится, весьма печально.
Французы быстро сообразили, что на этом благодатном острове можно выращивать экзотические штуки — кофе, ваниль и сахарный тростник. А кто же будет работать на плантациях? Конечно, рабы. И ведь как все удачно сложилось: Африка, неиссякаемый источник рабов, как на заказ, оказалась буквально под боком.
Так оно и пошло — в далекой метрополии кипели бури, совершались революции, провозглашались свобода, равенство и братство, но все эти грандиозные перемены не затрагивали жизнь маленького острова. Ну разве что имена у него менялись. Во время Наполеона остров был переименован в Бонапарта, а когда Бонапарт закончился, то островок опять стал Бурбоном. Впрочем, ненадолго. Во время очередных событий, происходивших в неспокойной метрополии, остров временно превратился в Реюньон, то есть остров Встречи, или Воссоединения, или Союза. Все в честь какой-то встречи каких-то революционных отрядов. Потом, когда революционные отряды были в очередной раз разогнаны, остров на время вновь стал Бурбоном. И только в ХХ веке он окончательно превратился в Реюньон, каковым и остается до сего времени.
Однако ни многочисленные переименования, ни революционные события, сотрясавшие Европу, не отражались на жизни острова. Ваниль, кофе, сахарный тростник — и рабство, сохранявшееся до середины позапрошлого века. Потом Франция спохватилась и отменила неприличное в XIX веке владение людьми, на чем и сочла обязанности свои по отношению к заморскому департаменту полностью выполненными. Особого внимания на то, что происходило на Реюньоне, метрополия не обращала. Шлют оттуда ваниль и ром — вот и хорошо, а там пусть как хотят, так и живут.
Бедный заброшенный Реюньон не стал участвовать в национально-освободительной борьбе и настаивать на своей независимости, видимо, только по причине отсутствия на острове настоящих аборигенов, которые могли бы претендовать на возвращение им земли их предков. А так Франция, может, и вовсе не заметила бы потери своего далекого и чисто сельского придатка, заброшенного настолько, что вплоть до 1960-х годов таких прелестей цивилизации, как, например, телевидение, здесь не существовало. А электричество казалось таким аттракционом, что мальчишки специально бегали на заводы по переработке сахарного тростника, лишь бы увидеть, как от нажатия всего одной кнопочки все помещение заливается волшебным ярким светом.
Реюньон тогда был местом довольно отсталым и бесперспективным, и вся местная молодежь только о том и мечтала, чтобы куда-нибудь отсюда смыться. Мальчики могли поступить в армию и покинуть остров; девочки стремились выйти замуж в метрополию, а женихов искали посредством переписки. Писали о себе: «Я креолка с острова Реюньон», и восхищенные такой экзотикой французы немедленно приглашали невесту в гости. И представьте себе: 1960-е, глухая деревня где-то в Провансе, патриархальная семья со строгой бабкой во главе, и вдруг в гости приезжает заморская невеста нашего сына, вся черная, как вакса. Словом, ни о какой свадьбе и речи быть не могло, а несостоявшаяся невеста отправлялась в большой город и искала счастья уже там.
Горячая креольская кровь
Но вот пришел такой день, когда Франция обратила свой финансовый взор на окраины. А много ли надо такому райскому месту, как Реюньон, для того, чтобы стать совсем уж идеальным? Словом, Реюньон сейчас — это во всех отношениях Франция, только еще лучше, потому что экология здесь прекрасная, пейзажи изумительные, океан чист как в первый день творения, а креольское население куда красивее и беспечнее, чем где бы то ни было в озабоченной всем на свете Европе. И вот теперь уже здешний народ совсем не мечтает о том, чтобы уехать жить в далекие страны. Теперь жители далеких стран, причем отнюдь не только французы, сами мечтают перебраться на Реюньон — остров, получивший все плюсы французской цивилизации и почти никаких ее минусов.
Когда в парижских пригородах полыхали подожженные машины, а вся Франция волновалась из-за эмигрантских проблем, реюньонцы взирали на всю эту катавасию с легким недоумением: на острове довольно сложно быть националистом, потому что практически в каждом местном жителе смешана кровь всех рас мира. Потомки рабов с Мадагаскара и из Восточной Африки в сочетании в круглолицыми французами из Бретани, малайцами, китайцами, индийцами, арабами и представителями прочих народов, в разное время заплывавших на Реюньон, дали миру новую общность людей под названием креолы. Они все тут креолы — и совсем черные, и кардинально белые, и шоколадные, но с рыжими волосами, и голубоглазые азиаты-блондины. Все очень разные, и почти все невероятно красивые. И почти все довольно беспечные — среди креолов мало карьеристов, готовых сутками просиживать в офисе. Нет, большинство местного народа предпочитает попить отличного рома, который тут же на Реюньоне и делается, а также попеть, поплясать и вообще повеселиться. Поэтому чуть ли не половина острова сидит на пособии по безработице и прекрасно себя на нем чувствует.
Красота и беззаботность реюньонцев часто провоцируют приезжих на всякие необдуманные поступки. Завести мимолетный роман с прекрасной островитянкой или великолепным аборигеном — это так экзотично! Все так, если, конечно, вернетесь домой живыми. Главное преступление на вполне мирном острове — это убийство на почве ревности. Чрезмерно темпераментные реюньонцы обоих полов, похоже, просто не знают иного способа врачевания своих сердечных ран, так что не стоит играть с огненными чувствами креолов. Ну а других преступлений здесь довольно мало. Согласитесь, что когда есть солнце, море и ром, воровать и тем более грабить прохожих не то что ни к чему, а элементарно неохота.
Возможно, с точки зрения бизнеса и бурления жизни Реюньон далековат от остального мира — от здешней столицы Сен-Дени до Парижа надо лететь 11 часов. Впрочем, в наш век интернета и прочих возможностей расстояние такого уж большого значения не имеет, так что многие вполне деловые люди прекрасно живут себе на Реюньоне, руководя отсюда своим бизнесом и лишь время от времени совершая вылазки в большой мир. Соблазн остаться здесь огромен. Конечно, сюда вряд ли приедет Монтсеррат Кабалье, да и сокровища Тутанхамона на Реюньон тоже вряд ли привезут. Ну а все остальное здесь есть — и бутики все тех же привычных дизайнеров, и кинопремьеры тех же фильмов и в тот же день, и парижские кафе. Словом, все как у людей, разве что дискотеки куда более огненные, да и кухня тоже. Креольская кухня обильно сдобрена специями, так что с непривычки приезжие могут и разрыдаться. Впрочем, повара учитывают недостатки иностранцев, и положенные специи часто подают в отдельном блюдечке. А если кому непременно нужна только высокая кухня, то и с этим на Реюньоне нет никаких проблем.
Сезон рома — круглый год
На Реюньоне туристический сезон длится практически весь год. Остров находится в Южном полушарии, поэтому лето там не как у нас, а с ноября по апрель. Но чрезмерной жары здесь нет и летом, потому что прохладу несут ветры под названием «ализе». Обилие сахарного тростника означает изобилие рома, с которым здесь изменяют традиционному вину и который пьют и в чистом виде, но чаще в виде пунша, то есть смешанным с соками. Пунш охлаждает и расслабляет, так что жизнь кажется еще лучше, чем она есть на самом деле. После пунша все казавшиеся неразрешимыми проблемы становятся настолько незначительными, что на них можно наплевать.
Реюньонцы и плюют. Причем настолько, что для многих из них даже смерть не представляет особой проблемы. Потомки выходцев с Мадагаскара, они мило объединили ревностное католичество с древним культом предков. Они верят и в бессмертие души, и в то, что умершие никуда не деваются и бродят где-то неподалеку, поэтому в самом факте смерти они ничего неприятного не находят. И на похоронах они не печалятся; похороны — светское мероприятие, включающее в себя обильное распивание рома, воспоминания о забавных фактах из жизни усопшего, а также яростные сражения в шахматы или шашки. Многие дети как раз на похоронах и учатся играть в тихие настольные игры. Видимо, там же они впервые в жизни заодно пробуют и ром.
Поминки без еды не бывают. А местная еда такова, что на ней стоит остановиться подробнее. Ведь реюньонцы включили в свою кухню и творчески переработали все лучшее от всех своих разнообразных предков. Простой маленький острый пирожок самуса, рожденный в арабском мире, в своем креольском варианте превращается в нечто волшебное. А чечевица — казалось бы, что может быть скучнее чечевицы? Но здешняя мелкая чечевица, растущая на склонах вулканов, на кухнях крошечных деревенских ресторанов, спрятанных в недоступных горах, до которых можно добраться только на вертолете, превращается в блюдо, достойное мишленовских звезд.
Конечно, здесь полно разной рыбы, для которой в русском языке и названий-то не существует, и прочих даров моря. А еще здесь растет универсальное растение шушу, похожее на надутый гигантский огурец, оборудованный длиннющими лианами. Из шушу, растущего самостоятельно, можно сделать буквально что угодно — и салаты, и гарниры, и десерты, и плетеную мебель. Наверняка у этого дива есть какое-то более научное имя, но на Реюньоне оно никому не известно: шушу, оно и есть шушу, и оно тут было всегда.
Шушу — растение-островитянин, его сюда никто никогда не завозил. Всегда жили на Реюньоне и чудесные орхидеи, и странное дерево «вчера-сегодня-завтра», чьи цветы живут три дня и каждый день меняют свою окраску. Они и многие другие чудесные деревья и цветы — непременные жители креольского сада, без которого немыслим настоящий креольский дом. Такие дома существуют и сейчас. Увы, их все меньше и меньше, ибо жизнь в таком доме дорога, и, главное, она непременно должна быть томной и расслабленной, а XXI век все же потихоньку берет свое даже на Реюньоне. Когда-то в таком доме жил каждый уважающий себя плантатор.
Дом островитянина
У настоящего креольского дома непременно должен быть обширный и цветущий сад, посреди которого обязательно должна скрываться беседка, где подлинные креолы часами обедают, дремлют или делают еще что-то столь же бесполезное, но приятное. У такого дома должно быть просторное крыльцо, даже скорее балкон, но лежащий прямо на земле. На этом крыльце положено ужинать, а потом восседать в кресле, сплетенном, конечно, из шушу, и смаковать очередную порцию пунша. Комнаты креольского дома должны быть устроены так, чтобы по ним гулял приятный сквознячок. И еще по настоящему креольскому дому должны бродить толпы слуг: кому-то ведь надо смешивать пунш и приносить его в беседку. А еще самый настоящий креольский дом должен иметь немного запущенный вид, ибо в нем должна ощущаться французская элегантная небрежность. По дорожкам сада должен прогуливаться исчезающий персонаж — настоящий хозяин этого дома, представитель фамилии, живущей здесь поколениями. Пока еще на Реюньоне такие попадаются. Веселые, очень немолодые, разговорчивые и совершенно неотразимые в своих головных уборах, похожих на плод любви панамы и кинематографического колониального шлема, они довольны жизнью и точно знают, что похоронят их именно здесь, а не в какой-то там Франции, куда они 50 лет назад ездили учиться в университете и где им не очень-то понравилось.
Они точно знают, что похоронят их еще очень не скоро: жизнь на Реюньоне способствует долголетию. Стрессы редки, спешкой здесь пренебрегают, воздух чист, еда безупречна, воду можно пить не только из-под крана, но и прямо из водопада, пусть даже он и называется «Воздушное пи-пи». Единственная существующая на острове опасность — действующий вулкан под названием Питон-де-ля-Фурнез, что на креольском языке означает «гора-печка». Так вот эта «печка» время от времени принимается плеваться лавой, но никто ее не боится. О своем грядущем извержении вулкан обычно предупреждает заранее, что дает возможность островитянам вовремя смыться, а любителям огненных шоу со всего мира, наоборот, добраться до Реюньона и занять лучшие места в партере. Правда, из партера их старательно гоняет полиция: сгорание туристов заживо не идет на пользу репутации курорта.
Горы и птицы
Когда-то были на Реюньоне вулканы куда более могучие, чем Питон-де-ля-Фурнез. Но теперь от этих вулканов остались разве что «цирки» — окруженные горами долины, в которых прячутся деревушки, основанные беглыми рабами, а также охотниками за беглыми рабами, которым было лень кого-то там находить, тащить обратно к хозяину и вообще лишний раз суетиться. Найти беглецов в этих затерянных местах было совершенно невозможно; впрочем, это и сейчас было бы затруднительно — дорог-то тут почти нет. И не потому, что метрополия пожадничала и не дала денег, просто местные жители никаких дорог видеть рядом с собой не пожелали. Словом, до многих населенных пунктов Реюньона можно добраться либо на вертолете, либо пешком.
Пешком, конечно, было бы лучше — очень уж красивы все эти зеленые горы, покрытые зачарованными лесами, где растет земляника величиной с детский кулак, а лесные поляны словно специально созданы для танцев фей. Но пешком — это долго, так что тот, кто желает вкусить девственной природы, должен все-таки лететь на вертолете. Что тоже очень даже неплохо, ибо Реюньон стоит того, чтобы посмотреть на него с птичьей высоты. Скалистое побережье, ниточка кольцевой дороги — и зеленые горы, на которые, как кажется сверху, никогда еще не ступала нога человека. Хотя она, конечно, ступала и ступает. В горах не только живут, там еще и сплавляются по горным речкам, летают на дельтапланах, спускаются по водопадам, карабкаются по скалам и предаются всем прочим занятиям, для которых нужны горы и реки. А испуганных новичков инструкторы утешают:
— Не бойтесь, эта веревка не местная. Ее привезли из Европы!
Здесь почти все привезли из Европы: промышленности на острове практически нет. Зато где еще можно найти девственную природу, теперь попадающуюся только в самых диких и опасных уголках земли, и европейские комфорт, порядок и безопасность?
Хотя нет. Есть на Реюньоне еще одна опасность — акулы, которых в океане хоть пруд пруди. Но, во-первых, согласно статистике, от акул в мире гибнет гораздо меньше народу, чем от упавшего на голову кокоса. А во-вторых, купаться надо не где попало, а на специальных пляжах, отгороженных от океана естественными рифами. За эти рифы акулам не пробраться, так что они могут разве что наблюдать за купающимися с той стороны барьера и глотать голодные слюни, если, конечно, у акул вообще бывают слюни.
Остальные обитатели океана куда симпатичнее — города из кораллов, по которым шастают стаи пестрых рыб, стада выпрыгивающих из воды дельфинов, а в сезон миграций здесь можно встретить даже китов. Впрочем, никто из них за рифы тоже не заплывает, кроме самых нестрашных маленьких и любопытных рыбок, щекотно тыкающихся в ноги купающимся. Надо же, вроде бы здесь тот же самый Индийский океан, что в Индии или Таиланде, а какая невероятная разница. Все-таки позднее появление человека очень полезно для окружающей среды.
Собственно говоря, на Реюньоне все есть настолько, что не хватает острову только дронтов. А когда ученые сумеют клонировать вымершую птицу и выпустят ее погулять в окрестные леса, то в этот момент Реюньон можно будет всерьез рассматривать как преддверие райских кущ.
