Римляне называли этот остров Тапробане, арабы — Серендиб, англичане — Цейлон. Местные же жители еще со времен Рамаяны дали ему имя Шри-Ланка. Это земля буддийских святынь, затерянных в джунглях древних городов, экзотических животных и голубых сапфиров.
Перелет из Москвы в столицу Шри-Ланки, город Коломбо, занимает примерно одиннадцать часов. Продолжительное полетное безделье лучше всего скрашивается джин-тоником — не самым плохим изобретением англичан для профилактики тропической лихорадки. После стаканчика обычно тянет почитать что-нибудь об истории бывшей английской колонии, а ныне независимой Демократической Социалистической Республики Шри-Ланка.
Сингалы — нынешнее ланкийское нацбольшинство — пришли на остров аж за пять веков до Рождества Христова и организовали свое государство — Раджаратта. Потом на Шри-Ланку пришли тамилы. Они с первых дней пребывания на острове начали бороться за свои права, а потом и за образование своего государства. Борьба эта продолжается и сейчас и, видимо, скоро не закончится...
За изучением истории время летит незаметно. Вот и Коломбо.
На улицах ланкийской столицы царил хаос, так, во всяком случае, казалось. При полном отсутствии светофоров, регулировщиков и правил дорожного движения в разные стороны неслись переполненные автобусы, скрипящие велосипеды, запряженные волами телеги, механические каталки с цепным приводом и антикварные автомобили типа легендарной двухдверной «Жестяной Лиззи» Генри Форда. Складывалось впечатление, что в Коломбо проходят гонки на выживание. Внезапно поток остановился: улицу переходило священное для ланкийцев животное — корова.
Считается, что город Коломбо назван так в честь Христофора Колумба, который до конца жизни был уверен в том, что цейлонский берег является южной оконечностью Индии. Хотя слово «Каламбу» применительно к этому месту употреблялось еще за 200 лет до христофоровых открытий — в записках арабского мореплавателя Ибн-Батута.
Со времен колонизации часть города, прилегающая к океану, именуется «Форт». Здесь сосредоточены дорогие отели, ювелирные магазины, иностранные банки и страховые компании. Огороженные решетками особняки утопают в зелени, среди которой скачут линялые «белки» — мангусты. В 1891 году, возвращаясь с Сахалина, где-то здесь останавливался Чехов. В письме к Лейкину писатель-гуманист сообщал: «Из Цейлона привез с собою в Москву зверей... Это помесь крысы с крокодилом, тигром и обезьяной». Судя по всему, Антон Павлович купил именно мангустов.
В фойе шикарного отеля «Галадари», выстроенного на берегу залива рядом с президентским дворцом, важный служитель в форме поднес мне охлажденный сок и вафельную трубочку на серебряном блюде. Умаявшись в дороге, я отхлебнул из бокала и сделал попытку заглотить рожок. От изумления дворецкий чуть не выронил свой поднос: то, что я принял за «трубочку», оказалось свернутым полотенчиком для обтирания вспотевшего лица. После этого у меня во рту весь день жил неистребимый вкус туалетной гигиены.
Желание увидеть цейлонскую экзотику было сильнее голода. Отказав себе в полноценном брекфасте и прихватив только скромный бутерброд с сыром, я выскочил на улицу. Однако позавтракать так и не пришлось, поскольку скромная местная ворона с лету выхватила бутерброд прямо из рук. Но было уже не до нее. В нескольких шагах от меня, на набережной, стояла полуразложившаяся мортира времен «Пинты», «Ниньи» и «Санта-Марии». Ее охранял солдат в белых перчатках с автоматом Калашникова на плече. Я нацепил на камеру «телевик» и сделал пару кадров. В ответ караульный поманил меня пальцем. «Сейчас арестует», — подумал я и на негнущихся ногах подошел к автоматчику. Но он вежливо приложил два пальца к фуражке и пропел: «Гуд морнинг, сэр!»
Для передвижения по Коломбо и его окрестностям существует особое такси — трехколесный мотороллер с крытым верхом, называемый «тук-тук». Впереди сидит водитель, а сзади могут уместиться сразу три пассажира. Счетчика, естественно, нет. Оплата — по договоренности. Безостановочная поездка часовой продолжительности (а «тук-тук» объезжает пробки прямо по тротуару) обходится примерно в четыре доллара.
Вид белого человека, перемещающегося в пространстве пешком, удивляет аборигенов несоответствием положения и поведения. На него оборачиваются, по крайней мере, как на чудака. Через пять минут параллельно моему пешему ходу с той же скоростью двинулась «трехколеска», хозяин которой бодро приговаривал: «тук-тук, тук-тук, тук-тук». Устоять против таких уговоров было трудно, и я попросил отвезти себя в индуистский храм. «В какой именно?» — уточнил таксист. — «В самый большой».
Высеченные из камня звери и цветы переплелись друг с другом, образуя высокую пирамиду над входом. Поклонники Шивы, Вишну и Натхи в качестве подношения своим раскрашенным богам несли в храм на тарелках дольки арбузов, бананов и манго. В самом центре сооружения возвышалась фигура Ганеши — слоноголового человека, оседлавшего крысу. У его ног лежала почерневшая от времени глыба, об которую со всего размаху прихожане кололи кокосовые орехи.
У индуистов существует поверье: если плод разобьется с первой попытки — в ближайшее время все будет очень хорошо, если отскочит — то не очень. На моих глазах девочка лет восьми играючи хлопнула свой кокос на две половинки. Следом за ней крупной комплекции мужчина с диким криком двинул волосатым шаром по камню. Кокос отпрыгнул от плиты, словно теннисный мячик. Мужчина заплакал. Раздолбив свой орех, я вышел из храма: у фонтана напротив мыли слона. Зверюга хлопала ушами и трубила от удовольствия.
Обогнув стороной слона, я очутился прямо на базаре. Первыми были ананасовые ряды. Горы плодов, нагревшись на солнце, издавали дурманяще-сладкий аромат, который, в свою очередь, смешивался с запахом жареного тунца. За ананасовыми горами следовали горы рубашек, жилетов, сандалий... Торговцы подбрасывали в воздух связки лифчиков (видимо, в рекламных целях) и что-то кричали. Неподалеку таинственно поблескивали медные кастрюли, оловянные кружки и оцинкованные тазы. Далее следовали плетеные циновки, бойцовые петухи, восточные сладости, бумажные зонтики, надгробные памятники, детские кроватки, сотовые телефоны и королевские креветки. Завершала картину небольшая кучка сильно поношенных пробковых шлемов.
Коломбский рынок кончился. Впереди зеленел Центральный парк «Виктория». Туда-то я и направился. Английские лужайки парка были утыканы скульптурами боддхисатв. Признаков культуры в виде аттракционов, игральных автоматов и пивных не наблюдалось. Интерес к парку как-то сразу пропал. Покинув его, я очутился на остановке и неожиданно для себя вскочил на подножку отходящего куда-то автобуса. С заднего сиденья поднялась женщина с ребенком: «Сит даун, плиз». Белых уважали...
Автобус проехал мимо каких-то ангаров, свернув налево, потом направо, преодолел железнодорожный мост и остановился у покосившейся будки с полуободранным портретом ланкийской президентши. «Слей-Айленд», — объявил водитель. «Остров рабов, — подумал я. — Интересно», — и выпрыгнул наружу. Кроме меня, из автобуса никто не вышел.
Местечко соответствовало своему названию. Вдоль улицы шириной в раскинутые руки теснились лачуги из картонных коробок и старых мешков. Тощая корова грызла кукурузный початок. Возле колонки, распустив черные волосы, совсем юная девушка поливала себя мутноватой водой. Рядом стоял ее папа или муж и чистил зубы указательным пальцем руки. Тут же детишки пинали ногами тыкву. Банановую кожуру обнюхивала собака, процессу сопереживала сидящая у нее на спине ворона.
При моем появлении люди, звери и птицы застыли как вкопанные. Только голый по пояс хозяин местной продуктовой лавки зазывно махал и подмигивал. Слово «лавка» имеет здесь буквальный смысл — весь его нехитрый товар был разложен на кривоватой скамейке. По-английски продавец знал только «да» и «нет». Среди продуктов стояла средних размеров бутылка с нарисованным на этикетке кокосом. Я показал рукой на бутылку и на всякий случай проговорил: «Вот ис ит, ферштейен, блин?» Торговец ударил себя по лбу, ткнул в бутылку, взъерошил прическу, почесал живот и развел руками: «Ноу блин, сэр, ноу!» Пришлось повторить вопрос. Ланкиец снова ничего не понял. Помог папа-муж. Он вынул изо рта палец и на русском языке почти без акцента произнес: «Это пищевое кокосовое масло»... Я почувствовал себя идиотом и удалился.
Дорога опять привела к храму — на этот раз буддийскому. Там как раз совершался ритуал поливания дерева Боддхи. Оно растет в каждом буддийском храме, обносится оградкой и украшается разноцветными флажками. Монахи в шафрановых одеждах с горшочками в руках ходили вокруг дерева, кропя его водой через равные промежутки времени.
Мне тоже разрешили поучаствовать в церемонии орошения. После того как дерево полили, я просунул в ящик для пожертвований последний доллар и был записан в специальную книгу, куда вносятся имена астральных тел, за здоровье которых будут совершаться молитвы в течение будущей недели.
...Солнце клонилось к закату. А я уже целый час бродил по каким-то заброшенным рельсам, распугивая мартышек, живущих в заросших кустами вагонах. Начинался дождик. Аппетит подсказывал, что скоро наступит и вечер. На ветке матерился попугай. Я бросил взгляд в надтреснутое зеркало, скучно валявшееся на дороге, и увидел себя со стороны: голодного бродягу в линялой футболке с сумкой на плече. «Хэлло! — раздался за спиной хрипловатый голос. — Хау ар ю?»
Обернувшись, я увидел двух угрюмых оборванцев. У одного в руке был нож, у другого — ветка кокосов. Чтобы как-то нарушить наступившее вдруг молчание, приятели предложили мне девочку, потом мальчика и наконец марихуану. «Не курю», — поблагодарил я. «Тогда покупай кокос...» Надо было что-то делать. Набрав в легкие воздух, я изо всей силы крикнул магическое: «Тук-тук!» В тот же момент, словно из-под земли, прямо передо мной со скрежетом затормозил мотороллер...
Дождь кончился. Я подходил к отелю. В контражуре заходящего солнца, на фоне пенного, как нагретое шампанское, залива, устроившись на пушечном жерле, топорщила перья ворона — видимо, та же, что украла у меня утром бутерброд. Через пять минут в ресторане пятизвездочного «Галадари» я заказал омаров в белом вине, индюшачий паштет, тарталетку с сыром «бри», бентоты под соусом, клубничный пудинг и двойную порцию виски. После второй двойной порции мне вдруг стало казаться, что весь остров Шри-Ланка, похожий очертаниями на огромную каплю, стал слегка покачиваться на океанских волнах. После третьей двойной порции я был в этом просто уверен.
