По египетским меркам Каир до неприличия молод. Тысяча лет с небольшим — детский возраст для страны пирамид.
О чем кричит муэдзин
«Ахмед», — представился мой каирский гид, и его лицо расцвело широкой белозубой улыбкой. Еще три года назад он был учителем, потом женился и решил поменять род деятельности — поступил в турфирму и теперь показывает иностранцам Каир. Он хорошо говорит по-английски и по-французски и обещает выучить русский — в чем я нисколько не сомневаюсь: все арабы способны к языкам. Работой Ахмед доволен. Она хорошо оплачиваема, престижна и действительно необходима. Без гида в гигантском 18-миллионном мегаполисе никогда не знаешь, что ждет тебя за углом — красивый проспект, восточный базар или заваленный мусором переулок.
Расплатившись с мальчишкой, присматривающим за припаркованными машинами на своем участке улицы, Ахмед направил фольксваген в кошмар, который тут называют уличным движением. Считающим, что по московским дорогам ездить тяжело, настоятельно рекомендую наведаться в Каир. Светофоры на здешних улицах большая редкость, сигналы поворота явно не в моде и даже самые смелые маневры совершают, невозмутимо поясняя свои намерения высунутой в окно рукой. Машина останавливается там, где надо ее владельцу, — и пусть те, кто едет следом, выстраиваются в длинную негодующую очередь. Пока водитель не сбегает в лавочку или не поговорит со случайно встретившимся приятелем, им остается искать утешение в старой арабской мудрости: терпение — это прекрасно.
Туристы, прибывающие в египетскую столицу из Хургады и Шарм-эш-Шейха, прежде всего стремятся к пирамидам, хотят собственными глазами увидеть загадочную улыбку Сфинкса. Затем добросовестно обходят Египетский музей, впечатляются сокровищами Тутанхамона, а потом, проехав по центральным улицам и площадям и миновав современные железобетонные кварталы, которые мало кто отважится назвать красивыми, удаляются в свои пятизвездочные резервации, так и не узнав настоящего Каира. А жаль. Ведь у этого города много лиц и несколько имен. Сами арабы называют египетскую столицу Миср. Под асфальтом его дорог лежат греко-римский Вавилон, древний Фустат и средневековый Катаи. Когда в 967 году Фатимиды захватили Египет, они заложили новую столицу к северу от Фустата и назвали ее Эль-Кахира — «город побед». Именно Каир династии Фатимидов называют городом из восточной сказки, который ЮНЕСКО включила в Список всемирного наследия. Но стариной здесь не любуются, в ней просто живут. Город Али-Бабы, Аладдина и Гарун-аль-Рашида — яркий и притягательный, наполненный людьми, запахами и звуками. Многие сказки из «Тысячи и одной ночи» действительно родились на его улицах. Их рассказывали бродячие артисты перед собравшейся толпой. Свои притчи они прерывали в самых интересных местах и прежде, чем продолжить, собирали со слушателей деньги.
Пять раз в сутки надрывные возгласы муэдзинов напоминают жителям Каира, что «нет бога, кроме Аллаха». За столетия в размеренном укладе каирских улиц произошло только одно изменение: муэдзинам стала помогать техника. Когда-то они должны были взбираться по винтовой лестнице на верхнюю площадку минарета — пропеть азан и зажечь лампу, чтобы правоверные, живущие далеко и не слышащие его голоса, смогли начать молитву. На должность муэдзинов, как правило, подбирали людей с плохим зрением, которое не позволит им разглядывать женщин, отдыхающих по традиции на крышах. Теперь муэдзин сидит в маленькой каморке на первом этаже, а репродуктор разносит его голос еще дальше, чем раньше.
Как стать нобелевским лауреатом
На площади Мидан Хуссейн Ахмед на целую минуту замер в благоговейном молчании перед главной мечетью Каира Сайидна-эль-Хуссейн. В ней находится одна из святынь ислама — голова правнука пророка Мухаммеда Хуссейна, погибшего в 680 году в битве при Кербале. Именно с тех пор мусульмане делятся на суннитов и шиитов — его последователей.
«Нет, мадам, женщинам сюда нельзя», — служитель мечети с синяком на лбу от ежедневных усердных молитв решительно преградил мне дорогу. Нельзя, впрочем, не только мне. Мечеть Сайидна-эль-Хуссейн единственная в городе, в которой действует ограничение. Все остальные 300 открыты для любопытных гяуров. Ступая на священную землю мечети, надо разуться, а уходя — не забыть дать человеку, присматривающему за обувью, небольшой бакшиш. В Египте это не просто бакшиш — это благодарность, чаевые, подарок, материальная помощь, вклад в экономику страны, в конце концов. Но не стоит проявлять излишнюю щедрость. Больше одного египетского фунта можно давать только за место в раю. Иначе молва о вас как о богатом и щедром меценате распространится по всему Каиру, и вам просто не дадут проходу.
Полуденную жару мы пережидали в кофейне «У Фишави», где вот уже 200 лет и днем и ночью подают крепкий арабский кофе. Официант принес на подносе обычные египетские сладости и поставил передо мной кальян. Эта зажатая со всех сторон домами кофейня со старинными зеркалами и медными столешницами, несомненно, самая известная в Каире. Именно за ее столиками подолгу просиживал живший неподалеку лауреат Нобелевской премии Нагиб Махфуз, подслушивая и подсматривая сплетни и скандалы, чтобы потом описать их в своих романах и рассказах. Впрочем, литературная слава никак не сказалась на меню кофейни. Никаких новомодных штучек, никакого капучино или эспрессо. Кофе здесь, как и прежде, готовят в канаке на горячем песке и подают в маленьких чашках на пять-шесть глотков. Иногда добавляют гвоздику, кардамон или мускатный орех. Но, конечно, по желанию. Кроме того, всегда надо уточнить, какой кофе вы хотите: ахва — крепкий арабский, зияда — очень сладкий, мазбут — средний по крепости или сада — горький.
Справедливости ради надо сказать, что кофе в каирских кофейнях все чаще и активнее вытесняется каркаде — бодрящим чаем из лепестков гибискуса, хорошо утоляющим жажду, который подают горячим или холодным.
Посетители кофеен главным образом завсегдатаи. Для любого каирца кофейня — его второй дом, место встреч, бесед, дружеского общения. Здесь не только пьют кофе, но и смотрят телевизор, играют в нарды, кости, шахматы, домино и, конечно, курят кальян. Он заменяет арабам запрещенный исламом алкоголь. Им наслаждаются не спеша, не менее получаса. Специальный ароматизированный табак помещают в чашку-шеешу на макушке кальяна, прикрывают сверху фольгой и поджигают древесным углем. Дым от шеешы проходит по длинной металлической стойке, немного охлаждается и попадает в колбу, до половины заполненную водой. В колбе дым очищается от вредных примесей и идет дальше по длинной гибкой трубке к пластмассовому мундштуку. Первая затяжка короткая, вторая и третья долгие, чтобы раскурить кальян. Четвертая — уже для удовольствия, когда мускулы расслабляются, взор туманится, а мысли становятся ясными.
Каирские соблазны
Разросшийся за 600 лет до пяти гектаров каирский базар Хан-эль-Халили с полным правом претендует на звание самого большого на Ближнем Востоке. По существу, городской район в центре фатимидского Каира объединяет несколько рынков, торговых улиц, переулков, тупичков и галерей, где действительно можно купить все или почти все. Каждая улочка этого города в городе специализируется на чем-то своем. На Эль-Муски приходят за медной посудой, пластиковой мебелью, игрушками и одеждой. Здесь покупают подвенечные платья, галабеи, шали и костюмы для танца живота. Амир-эль-Гуиши — огромное скопление мастерских, в которых трудятся стеклодувы. На рынке Аттарин богатый выбор специй, благовоний и лекарственных трав. В квартале Сагха продают, покупают и обменивают золото и серебро, предлагают ювелирные украшения. На многолюдной Муиз-ли-Дин-Аллах можно найти все что угодно, от кальянов, ковров, подушек из верблюжьей кожи и глиняных кувшинов до антиквариата, настоящего и поддельного.
Каирские продавцы настоящие полиглоты — сказывается наследственная черта торговцев и кочевников, а их умение торговать совершенствовалось веками. «Добрый день, мадам (фрау, мисс, пани, синьора). Заходите, пожалуйста. Можете не покупать. Только взгляните. У нас для вас есть прекрасные вещи, совсем дешево. Вы из России? Как хорошо. Только для вас будет специальная цена, не такая, как для американцев».
Тщетными надеждами тешит себя человек на восточном базаре: если я не хочу покупать — значит, не куплю. У меня хватает сил устоять у первой лавки, у второй, у третьей. Но потом сопротивление слабеет, и я ловлю себя на мысли: «Войду только на минутку». В этот момент я уже пропала. Все полки маленькой лавочки, куда я зашла, были завалены расшитыми галабеями. «Мне нужна зеленая галабея 36-го размера», — делаю я свой выбор. «Пожалуйста, мадам», — говорит продавец и кладет передо мной галабею 42-го размера. Я удивляюсь и говорю, что просила другой размер. «Действительно, вы правы, — соглашается продавец, — но какое это имеет значение для галабеи. К тому же мне кажется, что мадам чуть-чуть поправилась». И прежде, чем я успеваю что-нибудь возразить, он накидывает на меня сантиметр: «Я так и знал. Посмотрите сами, мадам: 42-й размер».
Я пытаюсь объяснить, что покупаю галабею не для себя, а для своей племянницы. Но слова «нет» просто не существует в лексиконе восточного торговца. Передо мной тут же появляется галабея нужного размера, но синего цвета. «Ну конечно, она не совсем зеленая. Может, немного с синеватым оттенком. Но кто, скажите, теперь носит зеленое. Видите, мадам, я же знал, что она вам понравится. Приходите еще раз, я всегда рад вас видеть».
В вихре танца
Было уже совсем темно, когда мы с Ахмедом добрались до викалы «Эль-Гурия». Викалами в старом Каире называли гостиницы для приезжих купцов с жилыми помещениями и складами для товаров. Из них «Эль-Гурия» сохранилась лучше всех. В ее большом внутреннем дворе, где когда-то разгружали караваны, два раза в неделю, в среду и субботу, можно увидеть странное гипнотическое действо — танец «вертящихся дервишей». Суть его в очищении и попытке достичь единения с Богом. Присутствие туристов этому совсем не мешает. Дервиши никогда не делали тайн из своих церемоний. Кажется, внимание зрителей им даже льстит.
Когда мы вошли в викалу, ритуальное действо уже началось. Под звуки флейты и мерные удары барабана молодой дервиш в коническом фетровом колпаке и широкой юбке, читая суры из Корана, кружился против часовой стрелки. Его правая рука была поднята вверх, чтобы получить благословение Бога, а левая опущена вниз — чтобы передать его земле. Остальные участники, образовав замкнутый круг, вращались в противоположном направлении, громко распевая мусульманские молитвы. Удары барабана становились все ритмичнее, кружение — все быстрее. Все громче и громче выкрикивали дервиши гортанное «Ал-лах, Ал-лах», стирая в танцевальном экстазе грань между душой и телом. В какую-то минуту стало казаться, что на сцене на одном месте вращаются гигантские гудящие волчки. Вдруг один из дервишей упал лицом вниз, потом второй, третий. Вскоре все они лежали на земле обессиленные, впавшие в транс. Собравшиеся, в основном европейцы, слушали и смотрели в полном восторге от происходящего.
«Как быстро летит время...» — я взглянула на часы и поняла, что прошло уже больше часа. "Время? Разве оно реально? — удивился хозяин викалы. — Это всего лишь иллюзия, придуманная людьми. Он пожал мою руку и через десять минут старенький фольксваген Ахмеда доставил меня уже в другой мир — отелей и неоновых реклам.
